Через два года исполнится 60 лет, как Россия хоронит своих солдат. Почти 60 лет страна не может понять, что ее долг не только в однодневном чествовании 9 мая, но еще и в том, чтобы предать земле по-человечески всех своих защитников. Я не имею ничего против этого действительно Великого праздника, но к чему вся эта ежегодная помпезность, если до сей поры по лесам, степям и горам разбросаны кости тех, кто в свое время защищал их? И снова в эти леса уходят поисковые отряды, как некогда сюда уходили полки и дивизии. Они, чтобы выжить и победить, мы, чтобы сохранить память о той войне, похоронить тех, кого забыли в сумятице боя и послевоенной круговерти. Ежегодно с наступлением тепла в эти места отправляется архивно-поисковая группа "Броня” из Саранска.
Сквозь строй немых солдат
Обломки касок советского образца, рваные ошметки ботинок, как наших так и немецких, обрывки ремней, шинелей, полушубков… И в этой мешанине военной амуниции - осколки черепов, перемолотые в мелкое крошево ребра, ноги, руки… Все это последствия работы псевдопоисковиков. На это место в урочище Бондарево, что в Зубцовском районе Тверской области мы наткнулись прошлой весной, когда возвращались в лагерь с разведки. Лесная, едва заметная глазу, дорога, привела нас к небольшой воронка с грудой солдатской обуви. Под каждым кустом - пробитая каска, из-под листвы выглядывают изъеденные временем, поросшие мхом подошвы ботинок, мятые котелки, противогазы. Из стволов деревьев, на половину сросшись с ними, торчат ржавые саперные лопатки. Ощущение такое, что бой закончился совсем недавно, и солдаты ушли, забрав всех убитых. Если бы все было просто. Мы пошарили в одном ботинке, заглянули в другой, третий. Почти в каждом – косточки. Начали просеивать землю вокруг… Найденные останки складывали в каски, которые подбирали тут же. В ста метрах еще один подобный отвал. Каски для ориентира мы развесили на деревья. По лесу идешь, словно сквозь строй немых солдат. Они встречали и провожали нас всю прошлую весну. В прошлом году закончить чистку отвала мы не успели. Уехали с твердой уверенностью, что вернемся спустя месяц-другой, оказалось, что через год. Все это время отвал не давал покоя нашей памяти. Доходило до полного абсурда, когда солдаты являлись во снах, и угрожали, просили, умоляли закончить начатую работу… Кто не понаслышке знает о поисковой работе, те поймут. Позже узнали, что в этих местах в 90-ых работал поисковый отряд "Звезда” во главе с неким Давыдовым. И все разбросанные останки солдат, скорее всего дело рук его ребят. Нет ничего хуже, когда в такие места приходят работать дилетанты, еще хуже, когда нас опережают люди, для которых человеческие останки всего лишь графа в отчете о проведенной работе и возможность поживиться за их счет.
Ударим копытом по памяти!
Апрель 2003-го. Листвы на деревьях еще нет. Тишина такая, что мороз по коже. Не слышно птичьих трелей. Подаст голос какая-нибудь заблудившаяся птаха, но тут же, словно опомнившись, замолкает. В многочисленных воронках и окопах – лед и снег. Ветер несет над лесом не по-весеннему хмурые облака. В этот раз закончить чистку отвала нам снова не удалось. Под слоем оттаявшей земли пошла стена непробиваемой мерзлоты: спасибо поздней весны. А нам нужно перебрать каждый кусочек земли. Но кое-что все же успели сделать. На второй день работ Сергей Чегрин нашли в отвале солдатский металлический медальон. От записки остались одни воспоминания… Удачу принес третий день нашего пребывания на тверской земле. С утра трое из нас отправились разведать местность вокруг урочищ Михеево. Провести толковую разведку помешала погода: с самого утра небо сыпало на наши головы мокрую слякоть. Но все же. На месте деревни Михеево в 80-ых соорудили летнюю колхозную дойку. Слой навоза не меньше полметра, а между тем где-то здесь должны быть захоронения наших солдат. И кому пришло в голову сделать пастбище на месте мертвой деревни, где в августе 1942-го шли ожесточенные бои и полегла не одна сотня солдат и командиров? По полю чуть прикрытому зеленой травкой то тут, то там разбросаны кости животных. И среди них человеческие. Жуткое зрелище, когда человеческое бедро лежит прямо вот так посреди поля. Собаки ли его откуда-то притащили, коровы ли выбили копытом из земли, теперь это не так важно. В роще за восточнее урочища из воронки достали еще одно бедро. И больше, сколько не искали, ничего. Чуть в стороне заросший овраг, по дну бежит ручей, всюду заполненные водой воронки. В одной из них наш щуп наткнулся на что-то, по звуку напоминающее кость. Проверить нет никакой возможности – вода. Оставляем на лето.
Болотные солдаты
Дальнейший наш путь лежал к окрестностям нежилой деревни Харино. Во время войны это место было превращено немцами в сильнейший узел обороны. Через деревню шла подпитка боеприпасами и продовольствием гарнизона в Ржеве. В этих краях переломленной оказалась не одна человеческая судьба. Деревня была чуть больше тридцати дворов и стояла на нескольких холмах. Теперь только ветер гуляет. Специально поднимались на вершину одного из холмов. Вид такой, что дух захватывает. Эх, и нелегко же было брать нашей пехоте эти высотки в августе 1942-го. Харино обороняло до двух батальонов немецкой пехоты, всего около 500 человек. Подступы к деревне были заминированы, а сами немцы сидели в окопах, вырытых в полный профиль. Наших солдат, выкатывавшихся из леса, встречал мощный пулеметно-артиллерийский огонь. И не было от него спасения. Убитых никто не хоронил. Уже позже, когда деревня была освобождена, трупы погибших стащили в ближайшие воронки. И ни каких тебе обелисков, пламенных речей и пламенных залпов. Помер Максим, да и хрен с ним, так что ли? После войны сотрудники военкомата нашли в Харино и перенесли в братскую могилу Зубцова останки всего лишь одного лейтенанта. Сотни же его товарищей так и остались не захороненными. В ноябре прошлого года на командира местного поискового отряда "Долина” Андрея Виноградова вышел фермер из соседней деревни, выходец из Харино. С детства он помнил, что в лесу есть место, где прямо на поверхности лежит несколько черепов, кем-то вывернутых из земли. До наступления холодов фермер показал Андрею Виноградову то место. Андрей копнул и вытащил котелок с инициалами "П.Н.А.”, а метрах в десяти заметил еще одну воронку, по конфигурации схожую с первой. Взялся за лопату и на небольшой глубине наткнулся на останки. Рядом лежал противогаз, карандаши, хлорница. Весной обе воронки были заполнены талой водой под завязку. Деваться некуда – встали в цепочку и принялись качать воду. Вода убывала, чуть ли не на глазах, благо, что нас было 17 человек. Воду перекачали, осталась жидкая, засасывающая внутрь, грязь. Взрослые спустились на дно воронки, молодежь села на отвал, и поехало. Мы вырезаем и подаем наверх куски мокрой, холодной глины. Молодежь в перчатках (а кто и просто так) разламывает ее и выбирает косточки. По останкам определили, что в яме лежало восемь человек. До нашего появления здесь уже кто-то побывал и "обмародерил” солдат. А потом все зарыл обратно. Через несколько часов работы – удача. На дне воронки старшина нашей группы Николай Шмаков разглядел в грязи солдатский медальон, который тут же запаковали в кусок глины. Это для того, чтобы предотвратить высыхание записки внутри капсулы. Быстро заканчиваем воронку, проверяем еще раз отвал (в такой грязи немудрено что-либо пропустить) и переходим на вторую. Снова плывут наверх ведра с водой. Снова на второй сотне ведер сбиваемся их считать. История повторяется. На дне воронки Сергей Чегрин находит крышку от солдатского котелка с отчетливо нацарапанными инициалами "К.Н.Ф.”. С медальоном на этот раз повезло одному из зубцовскому ребят Лешке Постнову. Во второй воронке мы нашли останки шести военнослужащих Красной Армии. Вечером при свете свечи и электрического фонарика, перекрестившись, мы вскрыли оба медальона. Вздох облегчения – одно имя есть. На бланке отчетливо читается: "Соколов Иван Ильич, 1922 г.р., Смоленская область, Глинковский район, Балтутинский с/с, д. Рукино”. Мобилизован Глинковским РВК. Ему было всего двадцать лет. В графе адрес семьи парень указал имя отца – Соколов Илья Арсентьевич. Радость от прочитанного имени сменяется разочарованием, когда приступили к вскрытию второго медальона. Мало того, что сама записка сгнила в нескольких местах, солдат перед гибелью на свою беду сложил судьбоносную записку вчетверо. Тщетно пытаемся хоть что-нибудь разобрать на кусочках сгнившей бумаги. Набор букв… Лишь в графе "Воинское звание” разглядели обрывок слова "ком…”. Скорее всего, найденный нами боец был командиром отделения. Это не так уж и мало. Через Центральный Архив Министерства Обороны по имени красноармейца Соколова можно будет уточнить имя и этого солдата и тех, чьи инициалы остались нацарапаными на котелках.
Не все дороги ведут в Батино
В нашей работе огромную роль играет его величество случай. День на третий после приезда под Харино мы решили проверить лесную дорогу уходящую от нас на северо-запад. По воспоминаниям ветеранов наши солдаты наступали на деревню именно с этой стороны. По карте фронтовая дорога, петляя по лесу, выходила к деревне Батино. Все бы хорошо, да только через сто-двести метров дорога "ушла” из-под наших ног, и сколько мы ее не искали - все бесполезно. В общем, заблудились. Как нарочно, никто не взял с собой компас. Погода в этот день, мягко говоря, не способствовала прогулкам по лесу, уже через час мы промокли до последней нитки. Вышли на просвет в лесу. Куда – ни кому не ведомо, ливень начался такой, что в десяти шагах ничего не видно. Но Андрей Виноградов, командир зубцовских поисковиков разглядел-таки прямо по курсу крышу какого-то строения. Оказалось покинутая деревня Дубакино. Стоит целехонький дом, но брошен. В кустах посреди деревни нашли советскую каску. Миновали деревню, и вышли к насыпи, которая вывела нас к жилой деревне Черниково. Грязные, в прилипшем к телу камуфляже мы, наверное, напоминали, окруженцев. В деревне мы объяснили кто такие, и нас даже угостили шашлыком. Предлагали "чего-нибудь для сугрева”, но мы отказались. Местная бабушка рассказала, как освобождали деревню их в 42-ом: "Гляжу бегут по полю, "ура” кричат, а чего кричать-то, когда все можно было сделать по-тихому? Немцы на эти крики и начали бить из пулеметов. Ох, и много тогда наших солдатиков полегло. После боя все поля вокруг деревни были усыпаны трупами, шагу не сделаешь”. Убитых захоронили в воронках на краю деревни. И все бы ничего, да с десяток лет назад на одном из погребений решили поставить водонапорную башню. Иного места для нее почему-то не нашлось. Сельчан заверили, что все останки перезахоронены, но жители Черниково в этом сомневаются. Пить воду, которая течет сквозь кости погибших - приятного мало. Зато поблизости от этого места есть нетронутое захоронение. "Несколько лет назад из Ржева приезжали такие же, как вы, в форме, с лопатами. Мы показали им то место, но их интересовали только немецкие погребения”. Запомнив место, мы расспросили, как добраться до лагеря скорейшим путем. С тем и расстались. Но в последующие дни привалило столько работы, что Черниково решили отложить на будущее.
Смерти нет, ребята!
Дорога на Батино, которую мы потеряли, не выходила из головы. И мы сделали еще одну попытку найти нее. На этот раз удачно. Воронок по обеим сторонам дороги было предостаточно, но все заполнены водой всклень. Копать весной в этих местах пустая трата времени – мешает вода. Зато в деревне нам рассказали, что в полутора километрах от Батино есть луг, носящий название Пушкинский. После августовских боев 1942 года по обочинам большака, ведущего через луг на деревню Большое Бесикино, лежало огромное количество наших убитых бойцов. В форме и уже кем-то раздетые, разутые. В касках, в пилотках. Кого-то успели наспех прикопать, и из-под земли торчали руки, ноги, головы. Другие лежали прямо на поверхности. Жители Батино, видевшие все это своими глазами, уверяли, что никто их так толком и не хоронил, а после войны луг перепахали… В Большом Бесикино помочь найти тот луг не смогли. Зато местная жительница показала осинник на краю деревни, где то ли медсанбат стоял, и умерших сволакивали в воронки, то ли немцы кого-то расстреливали. В соседней деревне Богослово стояла немецкая полевая жандармерия, и оттуда в Бесикино привозили на расправу. Кто были те несчастные – партизаны, военнопленные или просто местные жители, чем-то не угодившие "новой власти” - никто уже не расскажет. Свидетели расстрелов сами давно сошли в мир иной. После войны захоронение хотели перенести в Зубцов, но трупы к тому времени еще не успели разложиться, и раскопки прекратили. Мы начали бить шурфы. На удачу особо не надеялись, слишком большой участок очертила нам женщина. Вторично за эту Вахту Памяти повезло нашему Николаю Шмакову. Мы уже собирались покинуть это место, когда он попросил сделать последний шурф. В следующий раз Николай сможет поехать лишь в августе, а осенью ему в армию. В общем, уговорил и, как оказалось, не зря. На глубине около двух метров наткнулись на останки. Судя по всему, убитых просто стащили в эту яму, уложить аккуратно никто не пытался. Копать дальше мы не стали. На следующий день, 8 мая, мы должны были снять лагерь и переехать в Зубцов. Шарф законсервировали, найденные косточки прикопали рядом. А жаль, в первый раз за всю Вахту в шурфе не было воды, к августу почва превратится в нечто похожее на цемент. 16 человек, найденные зубцовской "Долиной” и мордовской "Броней” за эти две недели, мы поместили во временное захоронение недалеко от Зубцова. В августе этого года солдаты, обретут, наконец, покой. Через 60 лет после смерти…
Спасение рядового Глебова
9 мая мы встречали в Зубцове. По традиции пошли на Московскую Гору. Мемориал "Московская Гора” для жителей города все равно, что Могила неизвестного солдата у Кремлевской стены для каждого из нас. Вот только вечный огонь здесь зажигается только по великим праздникам. Бесконечные ряды плит с именами павших при освобождении района, высоченная стела, за которую цепляются облака, а где-то далеко внизу место слияния двух рек-сестер Волги и Вазузы. На обратном пути подошла пьяная компания и попросила с нами сфотографироваться. А когда дело было сделано, один из молодых людей отвел в сторонку нашего комиссара Михаила Ишенина, и предложил передать в наши руки медальон советского солдата, который он нашел прошлой осенью не далеко от города. Как нашел, мы его расспрашивать не стали, ясное дело перед нами "черный”, как мы называем тех, кто бродит по лесам в поисках оружия или иных "свободно конвертируемых” предметов. Но этот, похоже, не всю совесть растерял, вот и подошел. "Только вы, ребята, обязательно найдите у него родных, а я вам покажу, где лежат сами останки”. Взамен он, шутя, попросил комплект нашей формы, мы, не раздумывая, отдали. На такую удачу мы просто не рассчитывали. И вот медальон у нас в руках. Бланк двойной, сохранился превосходно, читаем: "Глебов Антон Кузьмич, 1898 г.р., г. Омск, 6-я Северная улица, д. 98, призван Сталинским РВК г. Омск, боец. Глебова Марина Семеновна”.
О живых и мертвых
У красноармейца Ивана Соколова в Донецке нашлась сестра, а двоюродный брат живет в Москве. Запись о нем обнаружилась в смоленской Книге Памяти. Рядовой 914 стрелкового полка 246 стрелковой дивизии Иван Соколов числится погибшим 28 августа 1942 года и захороненным в д. Поранки, Ржевского района Калининской области. Такой деревни нет в помине, зато недалеко от г. Зубцов во время войны существовала д. Порожки. В конце августа 1942-го вблизи этого населенного пункта 914 стрелковый полк наводил переправу через Волгу. Ивана Соколова числился погибшим в боях за эту деревню. Хотя на самом деле погиб по крайней мере за три недели до этого, и захоронен не в братской могиле д. Порожки, а забыт в болоте на краю урочища Харино. Хозяин второго медальона, Антон Глебов, числился пропавшим без вести в октябре 1941 года. Похоже, само небо позаботилось, чтобы бланк его медальона попал в наши руки, и последняя весть о судьбе пропавшего без вести красноармейца долетела-таки до родных. Но не всегда небесной канцелярии подвластны законы нашего земного общества... За помощью в розыске родных Глебова мы обратились к старшему редактору Книги Памяти жертв политических репрессий Омской области Марии Сбитневой. Она и ее коллеги провели колоссальную работу, и в течение недели нашли у солдата двух дочерей. Одна из них, Анна Антоновна Глебова, 1930 г.р. живет в том же доме, откуда ушел на фронт отец. Другая, младшая, в Сургуте. В семье их было пятеро, осталось только двое. Супруга воина, чье имя он указал в смертном медальоне, умерла 30 лет назад. К весточке о найденном отце женщина отнеслась неожиданно. Марию Сбитневу, когда та пришла в дом с печальной и одновременно радостной вестью об отце, попросили… прийти позже. Хозяйка в это время торговала на остановке семечками, и прервать торговлю отказалась. "Дайте скорее мне этот медальон, я отнесу его в исполком, пусть выделяют мне новую квартиру”, - заявила пенсионерка. "Честно говоря, я немного разочарована, - рассказала потом Мария Сбитнева. – Все к кому мне пришлось обращаться за помощью, будь то работники военкомата или адресного стола, отнеслись к известью о найденном омском солдате с трепетом. А его дочери это оказалось не нужно. Наверное, время действительно стерло многое из памяти людской… Женщина просто свыклась с потерей отца. Зачем обременять свою память, когда есть дела более важные дела: как выжить на мизерную пенсию и т.д.? Отца-то все равно не вернешь…”. Сложно с этим согласиться. Месяц назад в Алтайском крае мы нашли жену, сына и внука у найденного три года назад под Калугой солдата. Узнав, что поисковики нашли ее Федьку, женщина, которой минул 84 год, пожелала съездить на могилу мужа, ее поддержал сын, отставной офицер-авиатор и внук, штурман на ИЛ-76, живущий в Таганроге. И таких примеров только у нашей поисковой группы – десятки, а сколько их по всей России? Люди продолжают искать и верить, что когда-нибудь найдется место последнего пристанища родного им воина. Об этом свидетельствуют и запросы, которые приходят в адрес архивно-поисковой группы со всех уголков страны. Люди, все послевоенные годы пытавшиеся установить судьбу пропавших без вести солдат, вновь обретают надежду. Как это не громко звучит, но мы, поисковики, воскрешаем из забвения не только имена и судьбы, но и веру в забытые чувства благородства, сострадания и любви к Родине.
Алексей Кузнецов, командир архивно-поисковой группы "Броня”, г. Саранск, Республика Мордовия
